«Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года»: мотивы и обстоятельства создания картины
Перенесёмся снова в XIX век. Тогда всё было просто: в России — гнёт самовластья, в головах — романтические идеалы и революционные идеи, в живописи — академизм, которому пора бы уже сойти со сцены.
Так оно было, во всяком случае, для художника Ильи Ефимовича Репина. «Нет, я человек шестидесятых годов, <…> для меня ещё не умерли идеалы Гоголя, Белинского, Тургенева, Толстого и других идеалистов. <…> окружающая жизнь меня слишком волнует, не даёт покоя, сама просится на холст. Действительность слишком возмутительна, чтобы со спокойной совестью вышивать узоры», — таков был его манифест в 1883 г., и до самой смерти он ему не изменял. Да и с чего бы: его учителем был Крамской — один из виднейших передвижников, пламенный поборник реализма в живописи. Реальностью — нескладной, перекореженной, страшной, но живой — надо было заниматься, а не прибавлять к собранию из ста тысяч вариаций на античную тему свою, сто тысяч первую.
Так зачем же взялся Репин за такой несовременный, такой отдалённый от него веками сюжет — гибель наследника Ивана Грозного?
Как ни странно, первоначальный порыв исходил от чувств, а не от разума, от впечатления, а не умозрения. Вот как это описывает в мемуарах сам художник (речь идёт о путешествии по Европе):
«Но никогда нигде на свете я не видел большего возбуждения толпы, как на бое быков. Толпа ревела, как море. Ладони трещали, как митральезы, и оскаленные зубы на загорелых рожах представляли живой ад. <…>
Несчастья, живая смерть, убийства и кровь составляют такую влекущую к себе силу, что противостать ей могут только высококультурные личности. В то время на всех выставках Европы в большом количестве выставлялись кровавые картины. И я, заразившись, вероятно, этой кровавостью, по приезде домой сейчас же принялся за кровавую сцену «Иван Грозный с сыном»».
В этом объяснении безусловно есть доля истины, но мемуарист редко честен во всём. Даже если он стремится быть таковым, давность событий и его пристрастность берут своё. Действительно, достаточно ли одного воспоминания о кровавых зрелищах, чтобы написать целое полотно? Вероятно, были всё же и другие причины. К этой картине Репин шёл долго и не во всём осознанно.
Тут нужно сделать отступление насчет характера самого Репина. Дело в том, что тщеславие было ему свойственно в наименьшей степени. Всю жизнь ориентированный на других людей, восхищавшийся другими людьми, он, естественно, был подвержен влиянию тех, кого ценил.
Как ни странно, эпоха Грозного волновала тогда многих и очень многих из числа передвижников. «В то же время зимой у многих артельщиков были затеяны большие исторические картины. Шустов начал митрополита Филиппа, когда к нему в монастырскую тюрьму Басманов привёз голову его племянника».
Репин восторгался Шустовым: «Шустов считался у товарищей большим талантом, от него ждали многого. Это был необыкновенно красивый брюнет с очень выразительными черными глазами и гениально высоким и широким лбом. Нельзя было придумать более идеальной наружности художника».
Влияние его станет ещё нагляднее, когда мы увидим другое шустовское полотно на сюжет из тех же времен – «Иван Грозный у тела убитого им сына».
Прославить Шустова эта картина не успела: «К несчастью, бурной артистической молодостью он расстроил своё здоровье, заболел психически и вскоре умер, оставив молодую жену».
У Репина был и другой источник вдохновения, тоже в некотором смысле художник, и он тоже поплатился за свой дар рассудком. Звали его Всеволод Михайлович Гаршин. «Гаршин был симпатичен и красив, как милая, добрая девица-красавица. Почти с первого же взгляда на Гаршина мне захотелось писать с него портрет, но осуществилось это намерение позже».
Имеется в виду тут не только портрет Гаршина, написанный в 1884 г. Годом раньше Гаршин позировал для этюда, который нашёл себе применение уже в 1885 г. — как раз в картине «Иван Грозный и сын его Иван». Там с него был срисован царевич Иван. Репин исполнил свой план вовремя: пройдёт совсем немного времени, и в 1888 г. измученный психической болезнью Гаршин совершит самоубийство.
Безумие и смерть, которыми было окружено создание этого полотна, неотступно сопровождали его и в дальнейшем пути. 16 января 1913 года Абрам Балашов, раскольник, купеческий сын и иконописец, пробрался к картине, достал нож и принялся кромсать её с криками: «Довольно смертей, довольно крови!». Крики оказались напрасны: узнав о гибели картины, хранитель музея Георгий Моисеевич Хруслов бросился под поезд; смертей и крови стало только больше.
Репин же долго не соглашался на реставрацию, считая её невозможной, но потом, совместно с Д.Ф. Богословским, он всё же выполнил эту труднейшую задачу.
И выполнил настолько хорошо, что возродился даже магнетизм, влёкший к этой картине безумцев – в 2018 она была изуродована вновь.
Николай Константинов
Источники
- Репин И.Е. Далёкое близкое – Л.: Художник РСФСР. 1986. – 488 с.
- Репин И.Е. Далёкое близкое – М.: Издательство академии художеств СССР. 1960. — 573 с.
- Газетные старости. 30 (17) января 1913 года.